Шапиро Д. И., Леонтьев А. А. Расплывчатые категории в задачах принятия решений: психолингвистический аспект// Общение: теоретические и прагматические проблемы. — М., 1978. 

 Шехтер М. С. Об образных компонентах речевого мышления//Доклады АПН РСФСР. — 1959. — №№2, 3. 

 Holzkamp К. Sinnliche Erkenntnis. — Frankfurt а/М., 1973.

стр 184

стр 162|оглавление|стр 163|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184|стр 185

 Литература 

 Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. — М., 1966. 

 Брудный А. А. К проблеме семантических состояний// Сознание и действительность. — Фрунзе, 1964. 

 Выготский Л. С. Проблема сознания// Психология грамматики. — М., 1968. 

 Из записок-конспекта JI. С. Выготского к лекциям попсихо-логии детей дошкольного возраста// Д. Б. Эльконин. Психология игры. — М., 1977. 

 Ильенков Э. В. Идеальное// Философская энциклопедия. Т. 2.-М., 1962. 

 Ильенков Э. В. Диалектическая логика. — М., 1974. 

 Копнин П. В. Введение в марксистскую гносеологию. — Киев, 1966. 

 Копнин П. В. Философские проблемы языка// Философия и современность. — М., 1971. 

 Леонтьев А. А. Знак и деятельность// Вопросы философии.-1975. -№10. 

 Леонтьев А. А. Психолингвистический аспект языкового значения// Принципы и методы семантических исследований. -М., 1976. 

 Леонтьев А. А. Язык как социальное явление: к определению объекта языкознания// Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. — Т.35. — 1976. — №4. 

 Леонтьев А .А. «Единицы» и уровни деятельности// Вестник Московского университета. Серия «Психология». — 1978. — №2. 

 Леонтьев А. А. Деятельность и общение// Вопросы философии. — 1979. — №1. 

 Леонтьев А. Н., Леонтьев А. А. Об одной психологической концепции чувственного познания// Вопросы психологии. — 1974. - №4. 

 Леонтьев А. Н. Проблема развития психики. Изд. 3-е. — М., 1972. 

 Леонтьев А. Н. О путях исследования восприятия. Вступительная статья// Восприятие и деятельность. — М., 1976. 

 Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М., 1977. 

 Мамардашвили М. К. Форма превращенная// Философская энциклопедия. — Т.5. — М., 1970. 

 Науменко Л. К. Монизм как принцип диалектической логики. — Алма-Ата, 1968. 

 Петренко В. Ф. К вопросу о семантическом анализе чувственного образа// Восприятие и деятельность. — М., 1976. 

 Смирнов С. Д. Психологическая концепция деятельности и концепция Н. А. Бернштейна// Вестник Московского университета. Серия Психология. — 1978. — №2.

стр 183

стр 162|оглавление|стр 163|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184|стр 185

 Формы существования значения и виды деятельности 

 А. А. Брудный в одной из работ [1964] ввел разграничение «ситуативного семантического состояния» слова и «параситуативного семантического состояния». Это разграничение соответствует различию вербального значения, непосредственно включенного в предметную ситуацию, и внеситуативного, «словарного» вербального значения. 

 Не отрицая теоретической значимости исследования различий и взаимопереходов этих семантических состояний, мы видим основную проблему в анализе другого соотношения — ситуативного предметного и вербального значения. Чем отличается предметное значение, «приписываемое» нами перцептивному образу стола (который генетически восходит к обобщению, отображенному в вербальном значении!), и значение слова стол, когда мы говорим о том же реальном столе? Возможно ли параситуативное существование предметного значения? (В памяти, в представлении и т. п. оно хотя и выключено из перцептивной или практической деятельности, но ситуативно связано). Не исключено, что различие вербального и предметного значений возникает лишь в ситуации, а параситуативно они репрезентированы одинаково, и параситуативное значение синтезирует в себе признаки предметного и вербального значений. Иными словами, у предметного и вербального значений единая топология, но разная метрика, непосредственно обусловливаемая той деятельностью, в которую значение включено. 

 Если значение, по Л. С. Выготскому, всегда предполагает единство общения и обобщения, то в разных деятельностях оно актуализуется по-разному. Очевидно, что в коммуникативной деятельности мы имеем дело с вербальным значением. Что касается когнитивной, познавательной деятельности, то здесь все зависит от того, является эта деятельность теоретической, то есть отделена от практической деятельности, или же познавательная деятельность «встроена» в практическую, материальную. В первом случае в ней актуализуется вербальное, во втором — предметное значение. 

 Отсюда возникает интересная проблема, насколько нам известно, до сих пор не бывшая предметом специального рассмотрения. Если познавательная деятельность в ходе овладения какими-то навыками и умениями перехо-

стр 181

стр 162|оглавление|стр 163|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184|стр 185

 дит из материализованной во внутреннюю, теоретическую форму, то есть происходит процесс интериоризации, то как в ходе такой интериоризации мы переходим от предметного к вербальному значению? Здесь возникают проблемы как психологии мышления, так и более специфичные проблемы, связанные именно со значением как психологическим феноменом. 

 В целом можно сказать, что проблема соотношения разных форм существования значения есть оборотная сторона проблемы соотношения, генезиса и взаимопереходов разных видов деятельности. 

 Это в известном смысле определяет наш подход к методам исследования онтологии значения. Наиболее важны для нас генетические и формирующие методы, позволяющие изучать становление и взаимопереходы разных форм существования значений. Между тем большая часть реально используемых методик — как в психолингвистике, так и в собственно психологии (не говоря уже о лингвистике) — дает возможность изучать лишь феноменологию значений. При этом лишь незначительное их число специализировано для изучения предметного значения [см. Петренко, 1976]. 

Любая влага, влитая в кувшин,

Спешит принять его литую форму,

А слово, проникая в глушь души,

Ей сообщает собственную форму. 

Так, в мир входя, мы изменяем мир,

Он — оболочка, мы — его основа,

Мой мир, рябясь, морщинясь, как эфир,

Приобретает очертанье СЛОВА. 

(Олжас Сулейменов) 

 Как слово проникает «в глушь души», как мы сообщаем миру «очертанье слова», — это и есть основная исследовательская задача, стоящая перед нами. 

 Несомненно, что ни в рамках лингвистики, ни в рамках традиционной психологии, ни в рамках логики или семиотики обособленно эту задачу решить невозможно.

стр 182

стр 162|оглавление|стр 163|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184|стр 185

 можно видеть, мы пришли к проблематике, связанной с известной «гипотезой Сепира — Уорфа» или «гипотезой лингвистической относительности». Не имея возможности останавливаться на анализе этой проблематики, ограничимся указанием на то, что «лингвистическая относительность» не может быть отделена от теории предметного значения и от учета специфики той деятельности, в которую это предметное значение включено. 

 Метрические компоненты предметного значения или, если угодно, содержательно-функциональной стороны идеального образа предмета могут быть описаны в виде особой системы формализмов. Речь идет о математике так называемых «расплывчатых категорий» (или неопределенных категорий, или лингвистических переменных), впервые предложенной английским математиком Л. Заде. Нами совместно с Д. И. Шапиро разработана система классификации расплывчатых категорий, изложенная в особой работе [см. Шапиро, Леонтьев, 1978]. Выделены три уровня таких категорий — расплывчатые признаки, расплывчатые операции и расплывчатые отношения. Первые разделяются на квалификаторы (качественный признак), например, большой, сложный, красивый, модификаторы (уточнение признака), например, очень, приблизительно, более; квантификаторы (количество предметов или повторяемость действий), например, несколько, часто. Вторые разделяются на дескрипторы (описание), в свою очередь распадающиеся на расплывчатые оценки и расплывчатые классификации, и прескрипторы (предписание к действию), в том числе расплывчатые алгоритмы. Под расплывчатым отношением понимается процедура соотнесения дескриптора или дескрипторов с прескриптором или алгоритмом, когда хотя бы один из них является расплывчатой категорией. 

 По-видимому, аппарат расплывчатых категорий может быть использован и для моделирования структуры речевого высказывания. Предварительно можно отметить, что актанты в этой структуре имеют топологический характер, в то время как предикаты (в том числе атрибуты) и модификаторы типа очень по преимуществу метричны. Дальнейшее уточнение и спецификация указанного аппарата применительно к лингвистическим задачам — дело будущих исследований.

стр 180

стр 162|оглавление|стр 163|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184|стр 185