предмета, — здесь мы имеем дело с операциональной функцией означенного образа.
Перечисленные выше четыре функции не исчерпывают, по-видимому, возможных функций предметного значения в структуре деятельности, однако являются основными.
В связи со сказанным выше возникает принципиальный вопрос: в какой мере мы имеем право говорить именно о значении (хотя бы и предметном) применительно ко всем отмеченным вариантам идеального образа предмета деятельности? Ведь лишь в одной, а именно целеобразующей, функции мы имеем дело в строгом смысле с объективными и в то же время обязательно осознаваемыми «значенческими» характеристиками предмета, отображенными в идеальном образе. Во всех же других случаях этот образ выступает в несколько ином облике, характеристики предмета реализуются в нем, во-первых, частично, во-вторых, в субъективированном виде, в соответствии с тем, какое место и в какой деятельности занимает данный предмет.
Остановимся на этой проблеме несколько подробнее.
Что такое «полностью объективные», «в строгом смысле объективные» характеристики предмета, отраженные в его идеальном образе? Ведь мы имеем дело не с внечелове-ческими или внедеятельностными, «вещными» признаками предмета. Он — человеческий предмет, его «объективные» свойства познаются в сознательной деятельности и реализуются в социальной деятельности с этим предметом. (Это тем более касается таких предметов, которые созданы человеком, представляют собой, по Марксу, «овеществленную силу знания»). Осуществляемая нами та или иная деятельность с данным предметом, — не индивидуальная деятельность, хотя бы она и осуществлялась нами в форме, непосредственно выключенной из коллективного производства, например, как теоретическая деятельность ученого. Именно через деятельность происходит непосредственное социальное воздействие общества на индивида, реализация общественных отношений [см. А. А. Леонтьев, 1979]. С другой стороны, человеческие мотивы также социальны, — уже потому, что они не только актуа-лизуются, но и формируются через опредмечивание, овеществление в предметах социальной действительности. Поэтому, когда в деятельности идеальный образ предмета
стр 174
стр 162|оглавление|стр 163|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184|стр 185
к цели. Мотив конституирует личностный смысл предмета, осознаваемого как носитель объективных свойств. И в процессах реальной деятельности этот предмет выступает, следовательно, не только как образ-мотив, но и как об-раз-цель. Идеальное существование этого предмета есть сложное диалектическое взаимодействие идеальных образов разного рода; более того, весь процесс конкретизации мотива в целях в некоторых случаях может происходить целиком в идеальной деятельности, в воображаемой ситуации разной степени обобщенности.
Таким образом, идеальный образ предмета, наделенный значением, — или, проще, предметное значение, — может выступать в деятельности в мотивообразующей функции. Но оно, это предметное значение, в то же время связано с идеальным представлением о цели деятельности и выступает в целеобразующей функции. Если вслед за А. Н. Леонтьевым выделять две стороны психологической структуры деятельности — интенциональную и операциональную, то есть «что должно быть достигнуто» и «как, каким образом это может быть достигнуто» [А. Н. Леонтьев, 1977. С. 107], то обе эти функции соотносятся с интенциональной стороной [см. также А. А. Леонтьев, 1978].
С точки же зрения фазовой структуры деятельности (напомним, что в ней выделяются фазы ориентировки, планирования, исполнения и контроля), обе указанные функции значения соотнесены с этапами ориентировки и планирования.
Деятельность не только планируется, она и осуществляется в соответствии с отраженными в сознании объективными характеристиками предмета деятельности. Иначе говоря, объективные свойства предмета диктуют не только то, что надо делать с ним, но и то, как это надо делать, — следовательно, здесь мы имеем дело уже с операциональной стороной психологической структуры деятельности.
В этом, операциональном, плане предмет также выступает неоднозначно. Во-первых, образ предмета с присущим ему значением является эталоном, на который мы ориентируемся в исполнительном звене деятельности, то есть выступает в эталонной функции, как часть звена контроля. Во-вторых, он диктует систему конкретных операций, которые учитывали бы свойства соответствующего
стр 173
стр 162|оглавление|стр 163|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184|стр 185
Не стремясь здесь дать такой окончательный ответ, мы, однако, уже сейчас можем выделить по крайней мере три формы существования значения.
Первая из них — это языковое значение (или вербальное, знаковое, символическое — все эти термины употребляются синонимично). Оно существует на чувственной базе языка как системы специфических квазиобъектов (знаков). Здесь значение спроецировано на слово или другой знак, «приписано» ему. Это позволяет не только «законсервировать» значение, отделив его от ситуации конкретной деятельности, но и совершать с ним операции как с некоторой «внешней» данностью.
Вторая форма — предметное значение. Оно существует на чувственной базе перцептивного образа, то есть образа восприятия, памяти, воображения. Легко видеть, что в принципе предметное значение может быть отделено от ситуации непосредственного восприятия, но оно, в отличие от языкового, предполагает обязательное «присутствие» реального предмета — в действительной или воображаемой форме. В последнее время идею предметного значения отстаивает психолог-марксист из ФРГ К. Хольцкамп [Holzkamp, 1973]; подробнее о его взглядах см. [А. А. Леонтьев, А. Н. Леонтьев, 1974].
Третью форму можно условно назвать ролевым значением. Оно существует на чувственной базе компонентов самой деятельности. Примером подобного рода значений являются, например, социальные нормы и социальные роли.
Все эти формы существования значений (возможно, что их список следует продолжить) в свою очередь выступают либо во «внешней», социализованной, материально-идеальной форме (слова языка, предметы реальной действительности, объективная ролевая система), либо во «внутренней», психологической, идеальной, то есть в сознании человека. Так, социальная роль есть, с одной стороны, система ролевых предписаний, презентируемых индивиду обществом и сознательно им усваиваемых, с другой же стороны, это то, что в социальной психологии называют «интернализованной ролью», то есть представление о роли, ролевые ожидания. Языковое значение есть нечто существующее «в словаре» — но оно же может быть «в голове». Предметное значение существует как некоторая характеристика образа реально-
стр 171
стр 163|оглавление|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184
го предмета (или же как характеристика самого предмета, отраженная в его образе, — ведь «человеческие предметы», как называл их Маркс, необходимо предполагают деятельность людей, потенциально или реально совершаемую с ними). Но она может выступать и в процессах идеальной ретроспекции (память) или идеальной проспекции (воображение).
По представлениям Л. С. Выготского, реальный мир выступает перед нами как бы в удвоенном виде: как мир вещей и как мир общественно выработанных знаний о вещах, как отражение мира вещей в идеальных формах. Предмет может, однако, «нести в себе» не только положительное, объективное социальное знание о мире. Впрочем, здесь и далее целесообразно, видимо, говорить не об отдельном предмете, а об определенном поле, выделяемом нами в предметном мире.
Согласно психологической теории деятельности, мотивом, побуждающим человека к определенной деятельности и направляющим ее, является предмет деятельности. Мотив предметен. Тот реальный предмет, с которым осуществляется деятельность (в его объективном бытии в мире и субъективном — для человека, осуществляющего деятельность), выступает как мотив в своей идеальной форме.
Уже здесь можно видеть, что такой идеальный образ предмета, выступающий как мотив, может быть чрезвычайно многообразен: ведь один и тот же (объективно, в своих социально отработанных и социально значимых свойствах) предмет поворачивается разными сторонами, удовлетворяя разные потребности, выступая в качестве мотива различной деятельности. Уже в этом смысле предмет — в своем идеальном бытии — не «удвоен», а многомерен.
Динамика формирования и действия мотива не является предметом анализа в настоящей работе. Достаточно сказать, что нередко мы имеем дело с процессом целеобразования: мотив указывает нам не на конкретную цель деятельности, а на зону целей, и чтобы он реализовался, конкретизировался в определенном предмете, необходимо выделить из этой зоны ту или иную цель, осознав ее в ее объективных, «значенческих» свойствах.
Как известно, личностный смысл определяется в психологической теории деятельности как отношение мотива
стр 172
стр 163|оглавление|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184
вития психики» [1972], откуда взяты приводимые выше «широкие» определения значения, они даются в историко-генетическом контексте (это — часть «Очерка развития психики», впервые опубликованного в 1947 г.). Правда, в его книге «Деятельность. Сознание. Личность» [1977] мы находим «узкое» понимание значения, однако это объяснимо тем, что в этой книге А. Н. Леонтьев рассматривает проблему значения под совершенно определенным углом зрения. В то же время во вступительной статье к сборнику «Восприятие и деятельность» он четко говорит о необходимости в перцептивной деятельности «особых перцептивных операций, в которых в качестве операнта выступает чувственная ткань, а в качестве оператора — значения, являющиеся продуктом кристаллизованного в них опыта предметной деятельности человека и человечества в предметном мире» [1976. С. 23—24], что предполагает, конечно, расширенное понимание самого значения. В другом месте той же статьи А. Н. Леонтьев пишет: «... мы воспринимаем предметный мир не только в координатах пространства и времени (в движении), но и еще в одном квазипространстве, которому в традиционной психологии приписывалось только субъективное существование; это — пространство значений. Но значения имеют и свое реальное существование в языке...» [там же. С. 26]1.
В конечном счете то или иное решение проблемы «узкого» и «широкого» значений зависит — подчеркнем это еще раз, — от того, рассматриваем ли мы фило- и (особенно) онтогенез языкового значения как преобразование и интериоризацию значения неязыкового (предметного) или же разделяем их — то есть либо утверждаем, что всякое значение является языковым, либо ищем у языкового и предметного значения различные корни. Следовательно, окончательный ответ на вопрос, в каких формах может существовать значение в деятельности человека, предполагает анализ зависимости языкового значения от практической деятельности и способов взаимосвязи языкового, словесного значения с другими формами, его существования, более непосредственно вплетенными в практическую или познавательную деятельность.
-------------------------------------
1 Нам представляется здесь неудачным слово «реальное». Почему существование значения как оператора в восприятии менее «реально», чем его бытие в языке как значения языкового?
стр 170
стр 163|оглавление|стр 164|стр 165|стр 166|стр 167|стр 168|стр 169|стр 170|стр 171|стр 172|стр 173|стр 174|стр 175|стр 176|стр 177|стр 178|стр 179|стр 180|стр 181|стр 182|стр 183|стр 184
© 2024 FavThemes