Индивид и личность1

А. Н. Леонтьев

см также "краткая биография. А. Н. Леонтьев"

В психологии понятие индивида употребляется в чрезмер­но широком значении, приводящем к неразличению особенностей человека как индивида и его особенностей как личности.

1 Фрагмент пятой главы «Деятельность и личность» из книги «Деятельность. Сознание. Личность». М., 1975. С. 175-188.

Но как раз их четкое различение, а соответственно и лежащее в его основе различение понятий «индивид» и «личность» составляет необходимую предпосылку психологического анализа личности.

Наш язык хорошо отражает несовпадение этих понятий: ело во «личность» употребляется нами только по отношению к чело веку, и притом начиная лишь с некоторого этапа его развитий Мы не говорим «личность животного» или «личность новорож денного». Никто, однако, не затрудняется говорить о животном и о новорожденном как об индивидах, об их индивидуальных особенностях (возбудимое, спокойное, агрессивное животное и т. д.; то же, конечно, и о новорожденном). Мы всерьез не говорим о личности даже и двухлетнего ребенка, хотя он проявляет не только свои генотипические особенности, но и великое мно­жество особенностей, приобретенных под воздействием социального окружения; кстати сказать, это обстоятельство лишний раз свидетельствует против понимания личности как продукта перекрещивания биологического и социального факторов. Любопытно, наконец, что в психопатологии описываются случаи раздвоения личности, и это отнюдь не фигуральное только выражение; но никакой патологический процесс не может привести к раздвоению индивида: раздвоенный, «разделенный» индивид есть бессмыслица, противоречие в терминах.

Понятие личности, так же как и понятие индивида, выража­ет целостность субъекта жизни; личность не состоит из кусоч­ков, это не «полипняк». Но личность представляет собой цело­стное образование особого рода. Личность не есть целостность, обусловленная генотипически: личностью не родятся, лично­стью становятся. Потому-то мы и не говорим о личности новорожденного или о личности младенца, хотя черты индивидуальности проявляются на ранних ступенях онтогенеза не менее ярко, чем на более поздних возрастных этапах. Личность есть относительно поздний продукт общественно-исторического и онтогенетического развития человека. <...>

Личность есть специальное человеческое образование, кото­рое так же не может быть выведено из его приспособительной деятельности, как не могут быть выведены из нее его сознание или его человеческие потребности. Как и сознание человека, как и его потребности (Маркс говорит: производство сознания, производство потребностей), личность человека тоже «произ­носится» — создается общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей деятельности. То обстоятельство, что при этом трансформируются, меняются и некоторые его особен­ности как индивида, составляет не причину, а следствие форми­рования его личности.

Выразим это иначе: особенности, характеризующие одно единство (индивида), не просто переходят в особенности другого единства, другого образования (личности), так что первые уничтожаются; они сохраняются, но именно как особенности индивида. Так, особенности высшей нервной деятельности индивида не становятся особенностями его личности и не опреде­ляют ее. Хотя функционирование нервной системы составляет, конечно, необходимую предпосылку развития личности, но ее тип вовсе не является тем «скелетом», на котором она «надстра­ивается». Сила или слабость нервных процессов, уравновешен­ность их и т. д. проявляют себя лишь на уровне механизмов, посредством которых реализуется система отношений индивида с миром. Это и определяет неоднозначность их роли в форми­ровании личности.

Чтобы подчеркнуть сказанное, я позволю себе некоторое отступление. Когда речь заходит о личности, мы привычно ассоциируем ее психологическую характеристику с ближайшим, так сказать, субстратом психики — центральными нервными про­цессами. Представим себе, однако, следующий случай: у ребен­ка врожденный вывих тазобедренного сустава, обрекающий его на хромоту. Подобная грубо анатомическая исключительность очень далека от того класса особенностей, которые входят в пе­речни особенностей личности (в так называемую их «структу­ру»), тем не менее ее значение для формирования личности несопоставимо больше, чем, скажем, слабый тип нервной систе­мы. Подумать только, сверстники гоняют во дворе мяч, а хромающий мальчик — в сторонке; потом, когда он становится постарше и приходит время танцев, ему не остается ничего другого, как «подпирать стенку». Как сложится в этих условиях его личность? Этого невозможно предсказать, невозможно именно потому, что даже столь грубая исключительность индивида однозначно не определяет формирования его как личности. Сама по себе она не способна породить, скажем, комплекса неполно­ценности, замкнутости или, напротив, доброжелательной внимательности к людям и вообще никаких собственно психологических особенностей человека как личности. Парадокс в том, что предпосылки развития личности по самому существу своему безличны.

Личность, как и индивид, есть продукт интеграции процессов, осуществляющих жизненные отношения субъекта. Суще­ствует, однако, фундаментальное отличие того особого образования, которое мы называем личностью. Оно определяется при­родой самих порождающих его отношений: это специфические для человека общественные отношения, в которые он вступает в своей предметной деятельности. Как мы уже видели, при всем многообразии ее видов и форм, все они характеризуются общ­ностью своего внутреннего строения и предполагают сознатель­ное их регулирование, т. е. наличие сознания, а на известных этапах развития также и самосознания субъекта.

Так же как и сами эти деятельности, процесс их объедине­ния возникновения, развития и распада связей между ними — сеть процесс особого рода, подчиненный особым закономерно­стям.

Изучение процесса объединения, связывания деятельностей субъекта, в результате которого формируется его личность, пред­ставляет собой капитальную задачу психологического исследо­вания. Ее решение, однако, невозможно ни в рамках субъектив­но-эмпирической психологии, ни в рамках поведенческих или «глубинных» психологических направлений, в том числе и их новейших вариантов. Задача эта требует анализа предметной деятельности субъекта, всегда, конечно, опосредованной про­цессами сознания, которые и «сшивают» отдельные деятельно­сти между собой. Поэтому демистификация представлений о личности возможна лишь в психологии, в основе которой лежит  учение о деятельности, ее строении, ее развитии и ее преобра­зованиях, о различных ее видах и формах. <...>

Здесь мы подходим к главной методологической проблеме, которая кроется за различением понятий «индивид» и «лич­ность». Речь идет о проблеме двойственности качеств социальных объектов, порождаемых двойственностью объективных отношений, в которых они существуют. Как известно, открытие этой двойственности принадлежит Марксу, показавшему двойственный характер труда, производимого продукта и, наконец, двойственность самого человека как «субъекта природы» и «субъекта общества».

Для научной психологии личности это фундаментальное ме­трологическое открытие имеет решающее значение. Оно радикально меняет понимание ее предмета и разрушает укоренивши­еся к ней схемы, в которые включаются такие разнородные черты или «подструктуры», как, например, моральные качества, зна­ния, навыки и привычки, формы психического отражения и тем­перамент. Источником подобных «схем личности» является представление о развитии личности как о результате наслаива­ния прижизненных приобретений на некий предсуществующий метапсихологический базис. Но как раз с этой точки зрения лич­ность как специфически человеческое образование вообще не может быть понята.

Действительный путь исследования личности заключается в изучении тех трансформаций субъекта (или, говоря языком Л. Сэва, «фундаментальных переворачиваний»), которые созда­ются самодвижением его деятельности в системе общественных отношений2. На этом пути мы, однако, с самого начала сталкиваемся с необходимостью переосмыслить некоторые общие тео­ретические положения.

2 См. Л. Сэв. Марксизм и теория личности. М., 1972. С. 413.

Одно из них, от которого зависит исходная постановка про­блемы личности, возвращает нас к уже упомянутому положе­нию о том, что внешние условия действуют через внутренние. «Положение, согласно которому внешние воздействия связаны со своим психическим эффектом опосредованно через личность, является тем центром, исходя из которого определяется теоретический подход ко всем проблемам психологии личности...»3. То, что внешнее действует через внутреннее, верно, и к тому же безоговорочно верно, для случаев, когда мы рассматриваем эф­фект того или иного воздействия. Другое дело, если видеть в этом положении ключ к пониманию внутреннего как личности. Автор поясняет, что это внутреннее само зависит от предшествующих внешних воздействий. Но этим возникновение личности как особой целостности, прямо не совпадающей с целостностью индивида, еще не раскрывается, и поэтому по-прежнему остается возможность понимания личности лишь как обогащенного предшествующим опытом индивида.

3 С. Л. Рубенштейн. Принципы и пути развития психологии. С. 118.

Мне представляется, что, для того чтобы найти подход к проблеме, следует с самого начала обернуть исходный тезис: внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет. Положение это имеет совершенно реальный смысл. Ведь первоначально субъект жизни вообще выступает лишь как обладающий, если воспользоваться выражением Энгельса, самостоятельной силой реакции, но эта сила может действовать только через внешнее, в этом внешнем и происходит ее переход из возможности в действительность: ее конкретизация, ее развитие и обогащение — словом, ее преобразования, которые суть преобразования и самого субъекта, ее носителя. Теперь, т. е. в качестве преобразованного субъекта, он и выступает как пре­ломляющий в своих текущих состояниях внешние воздействия.

Деятельность как основание личности

Главная задача состоит в том, чтобы выявить действитель­ные «образующие» личности — этого высшего единства челове­ка, изменчивого, как изменчива сама его жизнь, и вместе с тем сохраняющего свое постоянство, свою аутоидентичность. <...>

Реальным базисом личности человека является совокуп­ность его общественных по своей природе отношений к миру, но отношений, которые реализуются, а они реализуются его де­ятельностью, точнее, совокупностью его многообразных дея­тельностей.

Имеются в виду именно деятельности субъекта, которые и являются исходными «единицами» психологического анализа личности, а не действия, не операции, не психофизиологиче­ские функции или блоки этих функций; последние характеризу­ют деятельность, а не непосредственно личность. На первый взгляд это положение кажется противоречащим эмпирическим представлениям о личности и, более того, объединяющим их. Тем не менее оно единственно открывает путь к пониманию личности        в ее действительной психологической конкретности.

Прежде всего на этом пути устраняется главная трудность: определение того, какие процессы и особенности человека относятся к числу психологически характеризующих его личность, а какие являются в этом смысле нейтральными. Дело в том, что, взятые сами по себе, в абстракции от системы деятельности, они вообще ничего не говорят о своем отношении к личности. Едва ли, например, разумно рассматривать как «личностные» опера­ции письма, способность чистописания. Но вот перед нами образ героя повести Гоголя «Шинель» Акакия Акакиевича Башмачкина. Служил он в некоем департаменте чиновником для переписывания казенных бумаг, и виделся ему в этом занятии целый разнообразный и притягательный мир. Окончив работу, Акакий Акакиевич тотчас шел домой. Наскоро пообедав, вынимал баночку с чернилами и принимался переписывать бумаги, кото­рые он принес домой, если же таковых не случалось, он снимал копии нарочно, для себя, для собственного удовольствия. «На­писавшись всласть, — повествует Гоголь, — он ложился спать, улыбаясь заранее при мысли о завтрашнем дне: что-то бог по­шлет переписывать завтра».

Как произошло, как случилось, что переписывание казен­ных бумаг заняло центральное место в его личности, стало смыслом его жизни? Мы не знаем конкретных обстоятельств, но так или иначе обстоятельства эти привели к тому, что произошел сдвиг одного из главных мотивов на обычно совершен­но безличные операции, которые в силу этого превратились в са­мостоятельную деятельность, в этом качестве они и выступили как характеризующие личность. <...>

Иногда дело обстоит иначе. В том, что с внешней стороны кажется действиями, имеющими для человека самоценное зна­мение, психологический анализ открывает иное, а именно, что они являются лишь средством достижения целей, действитель­ный мотив которых лежит как бы в совершенно иной плоскости жизни. В этом случае за видимостью одной деятельности скры­вается другая. Именно она-то непосредственно и входит в пси­хологический облик личности, какой бы ни была осуществляющая ее совокупность конкретных действий. Последняя состав­ляет как бы только оболочку этой другой деятельности, реали­зующей то или иное действительное отношение человека к миру, — оболочку, которая зависит от условий, иногда случай­ных. Вот почему, например, тот факт, что данный человек рабо­тает техником, сам по себе еще ничего не говорит о его личности; ее особенности обнаруживают себя не в этом, а в тех отношени­ях, в которые он неизбежно вступает, может быть, в процессе своего труда, а может быть, и вне этого процесса.

Общий вывод из сказанного состоит в том, что в исследова­нии личности нельзя ограничиваться выяснением предпосылок, а нужно исходить из развития деятельности, ее конкретных ви­дов и форм и тех связей, в которые они вступают друг с другом, так как их развитие радикально меняет значение самих этих предпосылок. Таким образом, направление исследования обра­щается — не от приобретенных навыков, умений и знаний к ха­рактеризуемым ими деятельностям, а от содержания и связей деятельностей к тому, как и какие процессы их реализуют, де­лают их возможными.

Уже первые шаги в указанном направлении приводят к воз­можности выделить очень важный факт. Он заключается в том, что в ходе развития субъекта отдельные его деятельности всту­пают между собой в иерархические отношения. На уровне лич­ности они отнюдь не образуют простого пучка, лучи которого имеют свой источник и центр в субъекте. Представление о свя­зях между деятельностями как о коренящихся в единстве и це­лостности их субъекта является оправданным лишь на уровне индивида. На этом уровне (у животного, у младенца) состав де­ятельностей и их взаимосвязи непосредственно определяются свойствами субъекта — общими и индивидуальными, врожден­ными и приобретаемыми прижизненно. Например, изменение избирательности и смена деятельности находятся в прямой за­висимости от текущих состояний потребностей организма, от изменения его биологических доминант.

Другое дело — иерархические отношения деятельностей, которые характеризуют личность. Их особенностью является их «отвязанность» от состояний организма. Эти иерархии деятельностей порождаются их собственным развитием, они-то и образуют ядро личности.

Иначе говоря, «узлы», соединяющие отдельные деятельности, завязываются не действием биологических или духовных сил субъекта, которые лежат в нем самом, а завязываются они в той системе отношений, в которые вступает субъект.

Наблюдение легко обнаруживает те первые «узлы», с образования которых у ребенка начинается самый ранний этап фор­мирования личности. В очень выразительной форме это явле­ние однажды выступило в опытах с детьми-дошкольниками. Экспериментатор, проводивший опыты, ставил перед ребенком задачу — достать удаленный от него предмет, непременно вы­полняя правило — не вставать со своего места. Как только ребенок  принимался решать задачу, экспериментатор переходил в соседнюю комнату, из которой и продолжал наблюдение, пользуясь обычно применяемым для этого оптическим приспособлением. Однажды после ряда безуспешных попыток малыш встал, подошел к предмету, взял его и спокойно вернулся на место. Экспериментатор тотчас вошел к ребенку, похвалил его зa успех и в виде награды предложил ему шоколадную конфету. Ребенок, однако, отказался от нее, а когда экспериментатор стал настаивать, то малыш тихо заплакал.

Что лежит за этим феноменом? В процессе, который мы на­блюдали, можно выделить три момента: 1) общение ребенка с экспериментатором, когда ему объяснялась задача; 2) решение задачи и 3) общение с экспериментатором после того, как ребе­нок взял предмет. Действия ребенка отвечали, таким образом, двум различным мотивам, т. е. осуществляли двоякую деятель­ность: одну — по отношению к экспериментатору, другую — по отношению к предмету (награде). Как показывает наблюдение, в то время когда ребенок доставал предмет, ситуация не пере­живалась им как конфликтная, как ситуация «ошибки». Иерар­хическая связь между обеими деятельностями обнаружилась только в момент возобновившегося общения с экспериментато­ром, так сказать, post factum4: конфета оказалась горькой, горь­кой по своему субъективному, личностному смыслу.

4 Post factum (лат.) — 1) после того, как событие произошло; 2) по отноше­нию к прошлому, уже случившемуся; задним числом.

Описанное явление принадлежит к самым ранним, переходным. Несмотря на всю наивность, с которой проявляются эти первые соподчинения разных жизненных отношений ребенка, именно они свидетельствуют о начавшемся процессе формирования того особого образования, которое мы называем личностью. Подобные соподчинения никогда не наблюдаются в более младшем возрасте, зато в дальнейшем развитии, в своих несоизмеримо более сложных и «спрятанных» формах они за­являют о себе постоянно. Разве не по аналогичной же схеме возникают такие глубоко личностные явления, как, скажем, угрызения совести?

Развитие, умножение видов деятельности индивида приво­дит не просто к расширению их «каталога». Одновременно про­исходит центрирование их вокруг немногих главнейших, подчи­няющих себе другие. Этот сложный и длительный процесс раз­вития личности имеет свои этапы, свои стадии. Процесс этот неотделим от развития сознания, самосознания, но не сознание составляет его первооснову, оно лишь опосредствует и, так ска­зать, резюмирует его.
--------------------------
см также:
Формирование личности