Проблема субъекта в психологической науке.

А. В. Брушлинский

см также "краткая биография. А. В. Брушлинский"

Психологический журнал, 1991, № 6. С. 6-10.

В самой природе младенца — уже в пренатальном периоде его развития — имеются внутренние условия, исходные основы и простейшие проявления социальности: он рождается не животным, а именно человеком, еще только начинающим свой жизненный путь, путь становления субъекта в ходе освоения культуры, всего исторического опыта человечества. Такое освоение в условиях обучения представляет собой, бесспорно, фундаментальную основу всего психического развития человека, но оно осуществляется в процессе общения и его деятельности — изначально социальной, самостоятельной, творческой и т. д., а не по формуле «от социального к индивидуальному», односторонне механистически раскрывающей действительно важнейшую роль обучения и воспитания. Из этой формулы следует, что источники активности данного индивида (мотивации, инициативы и т. д.) изначально и целиком находятся вне его (а не в процессе его непрерывного взаимодействия с окружающей действительностью). Здесь только одностороннее, однонаправленное движение от общества к индивиду. Отсюда пассивность последнего: он оказывается лишь объектом общественных воздействий и продуктом развития общества, а вовсе не субъектом. Это обстоятельство нередко даже не замечается авторами и сторонниками подобных точек зрения, что существенно тормозит дальнейшее развитие нашей науки, особенно преодоление в ней рецидивов тоталитаризма.

Анализируемая нами формула психического развития чело¬века «от социального к индивидуальному» часто трактуется более обобщенно в виде известного методологического принципа «от (только) внешнего к внутреннему», лежащего в основе прежних и новейших вариантов теории интериоризации как механизма возникновения психического. Согласно этой теории, вначале под влиянием лишь внешних (педагогических и др.) воздействий у маленького ребенка начинается внешняя деятельность и в результате ее интериоризации порождается, возникает психическое. Другими словами, психические процессы суть не что иное, как перенесенные в идеальный план и преобразованные внешние, материальные действия. Но если психическое действительно порождается внешней, предметной деятельностью по мере ее интериоризации, то (по логике рассматриваемой теории) в начале этой деятельности вообще нет никаких, даже простейших психических компонентов, участвующих в ее регуляции. Иначе говоря, изначально «до-психическая» и «непсихическая» деятельность порождает затем самое психическое. Здесь недостаточно учтено, что любая деятельность человека и его любые, даже элементарнейшие практические действия (в отличие от чисто физиологических реакций) всегда и необходимо имеют в своем составе хотя бы простейшие психические явления, которыми они уже изначально регулируются.

Это обстоятельство уточнено и конкретизировано нашей гипотезой о возможности пренатального (внутриутробного) возникновения человеческой психики. Предполагается, что простейшие психические явления начинают возникать у еще не родившегося младенца под влиянием первых внешних воздействий (звуковых и т. д.), изначально сразу же опосредствованных специфическими внутренними условиями (наследственными и врожденными задатками и др.). Тем самым в конце пренатального периода в ходе начинающегося взаимодействия индивида с внешним миром уже могут возникнуть самые элементарные психические явления, хотя деятельность и даже простейшие действия у данного младенца еще отсутствуют. Такая гипотеза, подтверждаемая сейчас некоторыми новейшими экспериментальными данными, невозможна с точки зрения теории интериоризации и ее исходного основания «от (только) внешнего к внутреннему». Эта теория не реализует известный принцип детерминизма: все внешние причины всегда и изначально действуют только через внутренние условия. Для нее внешние (педагогические и другие социальные) воздействия — по крайней мере вначале — осуществляются прямо и непосредственно, т. е. не через внутренние условия. Если обобщить все сказанное, то оно сохраняет свою силу и в отношении новейшей разновидности теории интериоризации. Она исходит из того, что становление индивидуальной деятельности внутри и на основе совместной деятельности представляет собой именно процесс интериоризации. Здесь справедливо подчеркивается, что необходимо значительно углубить изучение сложнейшей диалектики совместного и индивидуального во всей жизнедеятельности субъекта, но при этом по-прежнему используются традиционные для теории интериоризации подходы и способы исследования. Последняя, как мы видели, означает переход от внешнего к внутреннему, т. е. от внешнего действия (вначале якобы еще не имеющего в своем составе ничего психического) к внутреннему действию (уже включающему в себя психическое). В случае переноса той же логики (от внешнего, вначале вовсе лишенного внутреннего, к внутреннему как порожденному таким внешним) на соотношение совместной и индивидуальной деятельности не возникает ли снова то же неразрешимое противоречие: вначале лишь совместное (без индивидуального) и только потом индивидуальное (порождаемое таким совместным)?! Опять от социального к индивидуальному! Опять источники активности индивида оказываются вне его, и он перестает быть субъектом!

Для того чтобы преодолеть подобные затруднения, необходимо, на наш взгляд, учесть, что совместная деятельность не существует до и без индивидуальных деятельностей, а эти последние не формируются в результате лишь первой. Если провести вышеуказанные различия между социальным и общественным, тогда станет ясным, что индивид изначально (а не когда-то потом) является социальным и, стало быть, его развитие конкретно осуществляется в бесконечно многообразных направлениях, т. е. не только от общественного (совместного и т. д.) к индивидуальному.

Поэтому, на наш взгляд, нуждается в соответствующем уточнении и другой общий принцип, тоже реализующий идею «от социального к индивидуальному» и получивший теперь довольно широкое распространение: всякая высшая психологическая функция появляется в развитии ребенка дважды, в двух планах— сначала социальном, потом психологическом, вначале между людьми как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка как категория интрапсихическая. Здесь как будто правильно и четко утверждается изначальная социальность, но она противопоставляется психическому, находящемуся внутри ребенка и (по логике анализируемого принципа) перестающему «потом» быть социальным. Но главное состоит в том, что по-прежнему признается лишь одно направление развития: от только совместного (межиндивидуального) к (внутри) индивидуальному. Одновременное, предшествующее или последующее движение от индивидуального к общественному не учитывается. Неужели ребенок вообще никогда не остается в одиночестве, вовсе не проявляет никакой инициативы, не становится субъектом, безропотно принимает и исполняет все, что его заставляют делать и думать взрослые?! Быть может, этот наш риторический вопрос особенно сильно заострит обсуждаемую здесь проблему субъекта и высветит невозможность ограничить ее лишь односторонним, однонаправленным движением «от (активного) общества к (пассивному) индивиду».

В свое время столь явный диктат общества был очень хорошо (хотя, по-видимому, и не вполне осознанно) выражен известными словами популярных песен: «Когда прикажет страна быть героем, у нас героем становится любой...»; «И где бы я ни был, и что б я ни делал, у Родины вечно в долгу...». Тот же диктат и сегодня санкционирован по-прежнему чуть ли не общепризнанной идеей о подчинении личных интересов общественным. При этом не учитывается, что, подобно тому, как нет общественной деятельности до и без индивидуальных деятельностей, точно так же не может быть общественных интересов вне и без личных. Если человеческий индивид изначально и всегда является социальным (см. выше), то соответственно социальное и общественное не существуют обособленно, сами по себе, как платоновские идеи или продукты отчуждения — вне и помимо индивидуального. Следовательно, общественные интересы суть также и личные, т. е. интересы тех или иных групп индивидов (конечно, не обязательно всех людей, входящих в данную общность). И тогда на первый план выходит согласование и единство интересов разных субъектов (общества, групп, индивидов и т. д.).

Таким образом, проведенный анализ показывает, что широко распространенные в психологии и смежных науках формулы «от социального к индивидуальному» и (более обобщенно) «от внешнего к внутреннему» сводят социальность лишь к одному ее типу — (принудительному) влиянию общества на индивида без учета всех видов взаимодействия общественного и индивидуального, особенно влияния индивида на общество. В итоге лишь последнее (в лице его руководящих органов) рассматривается как субъект, а индивиду, личности уготована пассивная роль объекта.

В противоположность этому гуманистическая трактовка человека как субъекта помогает целостно, системно раскрыть его специфическую активность во всех видах взаимодействия с миром (практического, чисто духовного и т. д.). По мере взросления в жизни человека все большее место занимают саморазвитие, самовоспитание, самоформирование и соответственно больший удельный вес принадлежит внутренним условиям, через которые всегда только и действуют все внешние причины, влияния и т. д. Например, воспитание духовности невозможно без самовоспитания.

Ввиду уникальности, активности, ответственности, самостоятельности индивида как субъекта встает немыслимый для тоталитаризма вопрос о том, насколько другие люди и общество в целом имеют моральное право воспитывать, формировать ребенка, подростка, юношу, любого человека в духе строго определенных нравственных ценностей (до недавнего времени такая проблема могла бы обсуждаться у нас лишь нелегально). С одной стороны, никто не обладает абсолютной истиной и единственно верными идеалами и не может вести за собой людей, навязывая им те или иные взгляды, вмешиваясь в их жизнь и пытаясь ее изменить. С другой стороны, основой всякого общества, бесспорно, является определенная система социальных норм и духовных ценностей; их освоение и развитие каждым человеком абсолютно необходимы. Возможное противоречие между этими обоими положениями позитивно разрешается, очевидно, благодаря тому, что подлинное воспитание представляет собой сотворчество, освоение и созидание духовных ценностей в ходе совместной деятельности субъектов — воспитателей и воспитуемых. Это сотворчество прежде всего именно общечеловеческих ценностей, поскольку они образуют тот наиболее общий и потому особенно прочный фундамент духовности, на основе которого каждый выбирает и прокладывает свой жизненный путь, формируя более конкретные и частные нравственные ценности и идеалы.

Таким образом, воспитание и обучение знаменуют особенно прочную духовную связь любого индивида с обществом, точнее, такую взаимосвязь между ними, которая не только не отрицает, а, напротив, предполагает активность, самостоятельность обучаемых индивидов как субъектов. Приходится это специально подчеркивать, поскольку в нашей стране на протяжении последних десятилетий вся политика в отношении средней школы и большинства вузов была направлена на жесточайший контроль сверху за всей системой образования и ее полную унификацию. Не предусматривалось никакой самодеятельности учителей и тем более учеников. Лишь некоторые психологи категорически возражали против такой строго регламентированной, авторитарной системы обучения, однако в целом в психологической науке преобладали теории и идеи, выражающие и даже оправ-дывающие столь негуманную педагогическую практику, подрывающую основы подлинной духовности. Многие из таких теорий и идей сохраняются до сих пор, причем их авторитарный характер не только не преодолен, но часто даже не осознается. <...>

Человек как субъект — это высшая системная целостность всех его сложнейших и противоречивых качеств, в первую очередь психических процессов, состояний и свойств, его сознания и бессознательного. Такая целостность формируется в ходе исторического и индивидуального развития. Будучи изначально активным, человеческий индивид, однако, не рождается, а становится субъектом в процессе общения, деятельности и других видов своей активности. Например, на определенном этапе жизненного пути уже ребенок становится личностью, а каждая личность есть субъект(хотя последний, как мы видели, не сводится к личности).